«Рынок не должен получать халяву»: экономист Виталий Шамаев
«Рынок не должен получать халяву»: экономист Виталий Шамаев
Жирные годы закончились. Теперь аграриям приходится выбирать, что посеять, чтобы не обанкротиться. Какие культуры могут спасти рентабельность? Этот вопрос Agrobook.ru адресовал известному экономисту, главе аналитической компании «Агроспикер» Виталию Шамаеву.
– Виталий Анатольевич, Agrobook.ru уже делал попытку найти наиболее рентабельные яровые культуры – агроконсультант Александр Лабынцев рассматривал этот вопрос с точки зрения затрат и возможной выручки. Хотелось бы услышать и Ваше мнение: какие культуры выглядят наиболее доходными?
– О рентабельности культур в этом сезоне можно вообще не говорить, потому что определённые факторы – курс рубля, экспортные ограничения – настолько волатильные, что могут съесть любую рентабельность, заложенную в производство. Математика рынка сейчас такова, что она не учитывает себестоимость производства. Мы можем разбирать каждую культуру отдельно – но не факт, что рынок позволит фермерам что-то выручить за эти культуры.
В текущем сезоне производство сельхозпродукции – примерно как ставки в казино.
У нас сделали так, что мы сеем урожай при курсе доллара 80 [рублей], а продаём – при курсе доллара 60 [рублей]. И сейчас мы будем вести яровой сев при дорогом долларе – который определяет стоимость всех запчастей, средств защиты растений… А когда придёт время продавать урожай – каким будет доллар?..
В прошлом году у нас доллар «ходил» со 120 до 56 рублей: упал на 60 рублей, затем поднялся на 30 рублей. Такая волатильность просто уничтожает любой бизнес, любое производство. С такими рисками нельзя работать. Наши агрономы настраивают технологии, борются за граммы – а доллар может подешеветь на 10-15 рублей, и всё.
– Выступая на «Югагро», Вы предлагали «планировать производство без экспортного потенциала». В отношении пшеницы или ячменя понятно: пошлина обвалила цены на зерновые. Но в то же время есть культуры, не обложенные пошлинами: горох, нут, чечевица. Почему бы не сеять их?
– Действительно, цены внутреннего рынка на зерно показывают нитевидный пульс уже продолжительное время и никак не меняются. К сожалению, эта политика уничтожает сельхозпроизводство. Сельхозпроизводители это тоже видят. Но шансов уходить в зернобобовые не много.
Если мы возьмём экспорт с начала сезона, то увидим, что на зернобобовую группу приходится всего 1/20 от валовой выручки экспорта по зерну. Спасёт ли 1/20 сельхозпроизводителей? Скорее всего, нет.
Сегодня обсуждается тема экспорта гороха в Китай. Канада экспортирует в Китай более 2 млн тонн гороха и 5 млн тонн твёрдой пшеницы. А мы 50 тысяч тонн едва перевалили. Конкуренция [за поставки в Китай] есть, и она большая. Но, с другой стороны, Китай закупает около 150 млн тонн зерновых, зернобобовых и масличных. Потенциал очень большой.
Что касается нишевых культур, то объёмы их очень маленькие. Для того, чтобы, скажем, трейдерам было, чем заниматься, можно ежегодно увеличивать производство на несколько процентов и смотреть на результаты экспорта. Но я хочу заметить, что аграрные экономики всех основных стран-экспортёров не «сидят» на нишевых культурах.
Скажем так, никто огромных денег на чечевице не поднял, и нельзя сказать, что аграрный сектор какой-то страны стал великим на нишевых культурах.
Вообще, я считаю, чем тоньше рынки, тем больше требуется торгового интеллекта, чтобы их развивать. Если мы отгружаем зерно панамаксами – вариантов поставить его в какой-либо порт не так уж и много, число покупателей ограниченное. Но когда мы работаем с контейнерами, делаем отправки «от двери до двери», здесь количество покупателей в десятки, в сотни раз увеличивается. Если мы научимся работать контейнерами, отгрузки зернобобовых могут несколько увеличиться. Но для этого надо создавать торговые дома, обеспечивать их информацией – вот этот торговый интеллект развивать. Это задача малого бизнеса.
– Стоит ли сеять масличные – учитывая рекордные переходящие остатки?
– Всё «рекордное» в России по мировым меркам — крохи. Переходящими запасами аграрии просто создают объёмы для переработки. Перерабатывающие мощности будут и дальше расти.
Ещё десять лет назад я придерживался мнения, что масличный клин должен расширяться и забирать площади у зерновых. Это и происходит сейчас, потому что по масличным мы всё-таки можем работать через рынок растительных масел – и терять не столько, сколько забирает экспортная пошлина на зерновые. Масложировики, когда формировали экспортную пошлину, заложили цену отсечения по маслу в 82 500 рублей за тонну. Эта цена даёт немного кислорода аграриям. Пошлины на пшеницу кислорода не дают вообще.
И главное, что на масличном рынке у нас полностью закрыт экспорт маслосемян. Практически никто из импортёров не может вывезти маслосемена – и потому они вынуждены покупать продукты переработки.
На рынке зерна такого нет: у нас очень дешевое зерно и мельницы всей округи – Ближнего Востока, севера Африки – процветают на российском зерне. Евросоюз, кстати, тоже устраивает, что можно тянуть супердешёвое черноморское зерно из Украины, перерабатывать и потом отправлять в разные страны.
И вот именно потому, что пшеница очень дешёвая, у нас такой низкий спрос на продукты переработки, то есть на мукомольную группу. Там есть рост, но его трудно назвать ростом: мы отгрузили продуктов переработки на 1 млн тонн при урожае зерна в 157 млн тонн. Если бы был введён минимальный порог цен на наше зерно (скажем 300+ долларов за тонну), импортёрам пришлось бы выбирать между дорогой пшеницей и дешёвой мукой. И объёмы переработки выросли бы гораздо больше, потому что та пошлина, которая сейчас существует, разоряет не только растениеводство, но и переработку зерна, делает её неконкурентоспособной.
– За льном и рапсом закрепилась слава экспортных культур, на внутреннем рынке льняное и рапсовое масло востребовано слабо. Нет ли угроз для спроса на эти культуры?
– Если посмотреть на железнодорожные отгрузки в этом сезоне, то лён едет неплохо – 500 тысяч тонн. И очень хорошая динамика по маслам. Очень большие объёмы по отгрузкам рапсового масла: если мы начинали прошлый сезон со 100 тыс. тонн, то сейчас уже более 600 тыс. тонн, то есть в шесть раз рост. Ёмкость рынка масел ещё не заполнена, и масличный клин в любом случае развивать надо. В условиях экспортных пошлин это то, чем нужно заниматься. Ёмкость масличного рынка гораздо больше, чем у рынка зернобобовых. Бобовые – это всё-таки 1/20 часть зерна, там аграриям «негде укрыться». Даже если трейдер хорошо сработает, больших денег мы оттуда не возьмем.
– Какие ещё советы Вы могли бы дать аграриям? Заменить пшеницу в севообороте сахарной свёклой, соей? Или выбирать наименее затратные культуры?
– И сахарная свёкла, и соя, и лён свою долю занимают. Производство [сельхозкультур] должно быть мобильным, оно должно отвечать на условия рынка. Если рынок хочет халявы – а её невозможно произвести – он не должен её получить.
Сейчас хорошие условия у нас складываются только для экспортеров – из-за того, что доллар подорожал. Сельхозпроизводителей он никак не стимулирует: рост доллара запускает инфляцию на всё и вся (на средства защиты растений, на запчасти), при этом закупочные цены как были низкими, так низкими и остались.
У нас действует цена отсечения 2021 года – 15 рублей. Эта цена отсечения отмерила сельхозпроизводителем столько, что на эти деньги прожить нельзя.
И нет гарантий, что в этих условиях новый урожай принесёт прибыль. Он также может принести новые кредиты и новые убытки…
Сельхозпроизводителям надо производить то, что востребовано. То есть желательно иметь форвардные контракты на свою продукцию. Кому-то нужен горох – значит, выращиваем горох, кому-то нужна гречиха на крупу – выращиваем её. Надо иметь предварительные договоры, цену прозрачную, и стремиться к тому, чтобы хотя бы 70% урожая было покрыто форвардными контрактами, а остальные 30% уже аграрий мог бы реализовать по условиям рынка, искать максимальную цену.
Мы к такой модели должны прийти и потому, что это будет снижать риски, которые ложатся на сельхозпроизводителя.
Потому что в сегодняшней модели все риски несёт фермер. Он должен рисковать за счёт курса рубля, покупать безумно дорогие запчасти, средства защиты растений и так далее – и ещё не знает, какую он цену осенью получит при реализации урожая. Риски надо делить по всей цепочке равномерно.
На мировом рынке форвардные контракты привязывают к чикагскому фьючерсу на пшеницу, кукурузу, и на российском зерновом рынке уже очень много индикаторов, к которым можно также привязать договоры. Контракт можно составить по-разному, но главное, чтобы в контракте все пропорционально несли риски. Потому что если сельхозпроизводитель «попал» по цене, то вслед за ним «попали» производители средств защиты растений, техники и так далее. Если за всё будет отвечать фермер, то завтра он просто ничего не купит. За фермером стоит финансирование всего, всех ресурсов производства в сельском хозяйстве.
– Виталий Анатольевич, Agrobook.ru уже делал попытку найти наиболее рентабельные яровые культуры – агроконсультант Александр Лабынцев рассматривал этот вопрос с точки зрения затрат и возможной выручки. Хотелось бы услышать и Ваше мнение: какие культуры выглядят наиболее доходными?
– О рентабельности культур в этом сезоне можно вообще не говорить, потому что определённые факторы – курс рубля, экспортные ограничения – настолько волатильные, что могут съесть любую рентабельность, заложенную в производство. Математика рынка сейчас такова, что она не учитывает себестоимость производства. Мы можем разбирать каждую культуру отдельно – но не факт, что рынок позволит фермерам что-то выручить за эти культуры.
В текущем сезоне производство сельхозпродукции – примерно как ставки в казино.
У нас сделали так, что мы сеем урожай при курсе доллара 80 [рублей], а продаём – при курсе доллара 60 [рублей]. И сейчас мы будем вести яровой сев при дорогом долларе – который определяет стоимость всех запчастей, средств защиты растений… А когда придёт время продавать урожай – каким будет доллар?..
В прошлом году у нас доллар «ходил» со 120 до 56 рублей: упал на 60 рублей, затем поднялся на 30 рублей. Такая волатильность просто уничтожает любой бизнес, любое производство. С такими рисками нельзя работать. Наши агрономы настраивают технологии, борются за граммы – а доллар может подешеветь на 10-15 рублей, и всё.
– Выступая на «Югагро», Вы предлагали «планировать производство без экспортного потенциала». В отношении пшеницы или ячменя понятно: пошлина обвалила цены на зерновые. Но в то же время есть культуры, не обложенные пошлинами: горох, нут, чечевица. Почему бы не сеять их?
– Действительно, цены внутреннего рынка на зерно показывают нитевидный пульс уже продолжительное время и никак не меняются. К сожалению, эта политика уничтожает сельхозпроизводство. Сельхозпроизводители это тоже видят. Но шансов уходить в зернобобовые не много.
Если мы возьмём экспорт с начала сезона, то увидим, что на зернобобовую группу приходится всего 1/20 от валовой выручки экспорта по зерну. Спасёт ли 1/20 сельхозпроизводителей? Скорее всего, нет.
Сегодня обсуждается тема экспорта гороха в Китай. Канада экспортирует в Китай более 2 млн тонн гороха и 5 млн тонн твёрдой пшеницы. А мы 50 тысяч тонн едва перевалили. Конкуренция [за поставки в Китай] есть, и она большая. Но, с другой стороны, Китай закупает около 150 млн тонн зерновых, зернобобовых и масличных. Потенциал очень большой.
Что касается нишевых культур, то объёмы их очень маленькие. Для того, чтобы, скажем, трейдерам было, чем заниматься, можно ежегодно увеличивать производство на несколько процентов и смотреть на результаты экспорта. Но я хочу заметить, что аграрные экономики всех основных стран-экспортёров не «сидят» на нишевых культурах.
Скажем так, никто огромных денег на чечевице не поднял, и нельзя сказать, что аграрный сектор какой-то страны стал великим на нишевых культурах.
Вообще, я считаю, чем тоньше рынки, тем больше требуется торгового интеллекта, чтобы их развивать. Если мы отгружаем зерно панамаксами – вариантов поставить его в какой-либо порт не так уж и много, число покупателей ограниченное. Но когда мы работаем с контейнерами, делаем отправки «от двери до двери», здесь количество покупателей в десятки, в сотни раз увеличивается. Если мы научимся работать контейнерами, отгрузки зернобобовых могут несколько увеличиться. Но для этого надо создавать торговые дома, обеспечивать их информацией – вот этот торговый интеллект развивать. Это задача малого бизнеса.
– Стоит ли сеять масличные – учитывая рекордные переходящие остатки?
– Всё «рекордное» в России по мировым меркам — крохи. Переходящими запасами аграрии просто создают объёмы для переработки. Перерабатывающие мощности будут и дальше расти.
Ещё десять лет назад я придерживался мнения, что масличный клин должен расширяться и забирать площади у зерновых. Это и происходит сейчас, потому что по масличным мы всё-таки можем работать через рынок растительных масел – и терять не столько, сколько забирает экспортная пошлина на зерновые. Масложировики, когда формировали экспортную пошлину, заложили цену отсечения по маслу в 82 500 рублей за тонну. Эта цена даёт немного кислорода аграриям. Пошлины на пшеницу кислорода не дают вообще.
И главное, что на масличном рынке у нас полностью закрыт экспорт маслосемян. Практически никто из импортёров не может вывезти маслосемена – и потому они вынуждены покупать продукты переработки.
На рынке зерна такого нет: у нас очень дешевое зерно и мельницы всей округи – Ближнего Востока, севера Африки – процветают на российском зерне. Евросоюз, кстати, тоже устраивает, что можно тянуть супердешёвое черноморское зерно из Украины, перерабатывать и потом отправлять в разные страны.
И вот именно потому, что пшеница очень дешёвая, у нас такой низкий спрос на продукты переработки, то есть на мукомольную группу. Там есть рост, но его трудно назвать ростом: мы отгрузили продуктов переработки на 1 млн тонн при урожае зерна в 157 млн тонн. Если бы был введён минимальный порог цен на наше зерно (скажем 300+ долларов за тонну), импортёрам пришлось бы выбирать между дорогой пшеницей и дешёвой мукой. И объёмы переработки выросли бы гораздо больше, потому что та пошлина, которая сейчас существует, разоряет не только растениеводство, но и переработку зерна, делает её неконкурентоспособной.
– За льном и рапсом закрепилась слава экспортных культур, на внутреннем рынке льняное и рапсовое масло востребовано слабо. Нет ли угроз для спроса на эти культуры?
– Если посмотреть на железнодорожные отгрузки в этом сезоне, то лён едет неплохо – 500 тысяч тонн. И очень хорошая динамика по маслам. Очень большие объёмы по отгрузкам рапсового масла: если мы начинали прошлый сезон со 100 тыс. тонн, то сейчас уже более 600 тыс. тонн, то есть в шесть раз рост. Ёмкость рынка масел ещё не заполнена, и масличный клин в любом случае развивать надо. В условиях экспортных пошлин это то, чем нужно заниматься. Ёмкость масличного рынка гораздо больше, чем у рынка зернобобовых. Бобовые – это всё-таки 1/20 часть зерна, там аграриям «негде укрыться». Даже если трейдер хорошо сработает, больших денег мы оттуда не возьмем.
– Какие ещё советы Вы могли бы дать аграриям? Заменить пшеницу в севообороте сахарной свёклой, соей? Или выбирать наименее затратные культуры?
– И сахарная свёкла, и соя, и лён свою долю занимают. Производство [сельхозкультур] должно быть мобильным, оно должно отвечать на условия рынка. Если рынок хочет халявы – а её невозможно произвести – он не должен её получить.
Сейчас хорошие условия у нас складываются только для экспортеров – из-за того, что доллар подорожал. Сельхозпроизводителей он никак не стимулирует: рост доллара запускает инфляцию на всё и вся (на средства защиты растений, на запчасти), при этом закупочные цены как были низкими, так низкими и остались.
У нас действует цена отсечения 2021 года – 15 рублей. Эта цена отсечения отмерила сельхозпроизводителем столько, что на эти деньги прожить нельзя.
И нет гарантий, что в этих условиях новый урожай принесёт прибыль. Он также может принести новые кредиты и новые убытки…
Сельхозпроизводителям надо производить то, что востребовано. То есть желательно иметь форвардные контракты на свою продукцию. Кому-то нужен горох – значит, выращиваем горох, кому-то нужна гречиха на крупу – выращиваем её. Надо иметь предварительные договоры, цену прозрачную, и стремиться к тому, чтобы хотя бы 70% урожая было покрыто форвардными контрактами, а остальные 30% уже аграрий мог бы реализовать по условиям рынка, искать максимальную цену.
Мы к такой модели должны прийти и потому, что это будет снижать риски, которые ложатся на сельхозпроизводителя.
Потому что в сегодняшней модели все риски несёт фермер. Он должен рисковать за счёт курса рубля, покупать безумно дорогие запчасти, средства защиты растений и так далее – и ещё не знает, какую он цену осенью получит при реализации урожая. Риски надо делить по всей цепочке равномерно.
На мировом рынке форвардные контракты привязывают к чикагскому фьючерсу на пшеницу, кукурузу, и на российском зерновом рынке уже очень много индикаторов, к которым можно также привязать договоры. Контракт можно составить по-разному, но главное, чтобы в контракте все пропорционально несли риски. Потому что если сельхозпроизводитель «попал» по цене, то вслед за ним «попали» производители средств защиты растений, техники и так далее. Если за всё будет отвечать фермер, то завтра он просто ничего не купит. За фермером стоит финансирование всего, всех ресурсов производства в сельском хозяйстве.
Источник: https://agrobook.ru/
