Эксперт о фермерах и мясном рынке страны
Эксперт о фермерах и мясном рынке страны
Россия ежегодно закупает 2 млн тонн мяса. Много это или мало, и почему мы не в состоянии сами себя обеспечить говядиной, свининой и курицей? Об этом и многом другом АиФ.ru рассказал руководитель исполнительного комитета Национальной мясной ассоциации Сергей Юшин.
Наталья Кожина, АиФ.ru: Сергей Евгеньевич, мы закупаем 2 млн тонн мяса, чтобы страна не чувствовала дефицита?
Сергей Юшин: До прошлого года это было так. Конечно, можно было бы и больше завозить, но наше правительство занимает очень правильную позицию и проводит грамотную таможенно-тарифную политику. В 2003 году начали применять так называемые тарифные квоты, то есть это количественные ограничения мяса, которое может быть поставлено в Россию по низкой таможенной ставке. Если рынку не хватает этих поставок, то можно завезти сверх квоты, но уже по высокой ставке, которая не будет наносить вред нашему производителю. Долгие годы дефицит был настолько велик, что большие объёмы мяса завозились и по сверхквотной ставке. Но на сегодняшний день везти в Россию свинину, говядину и птицу уже даже в рамках квоты по низкой ставке не всегда экономически выгодно.
Если взять мясо птицы, то наши птицеводы стали такими конкурентоспособными, что существующий уровень тарифной защиты 25 % делает бессмысленным завоз определённых объёмов импорта, потому что тогда цена упадёт, и все будут в убытке, в том числе и импортёры. То же самое по говядине — структура потребления меняется, и столько говядины, сколько дают наши производители, плюс импорт уже не нужно. Мясо птицы и свинина стали более доступны, доля говядины в потреблении снижается, она уже меньше 20 %. Хотя в начале 90-х была 45 %. Представляете, насколько изменилась структура потребления? Почти половину нашего рациона в структуре потребления составляет птица. А раньше это было всего лишь 20 %. Благодаря тарифным квотам, наш рынок относительно защищён, хотя, конечно, сам по себе совокупный объём квоты — 364 тыс. тонн по мясу птицы — это большой объём. По свинине тарифная квота — 430 тыс. тонн, а сами мы произвели в 2013 году 2800 тыс. тонн. Есть необходимость корректировки механизма квот, но тут уже всё зависит от наших партнёров по ВТО — пойдут ли они на уступки и какую компенсацию потребуют. ВТО, по сути, лишила Россию возможности принятия независимых самостоятельных решений.
— А почему мы не можем сами насытить свой рынок до такой степени, чтобы не закупать мясо за границей?
— Это не совсем правильная постановка вопроса. Всё-таки если посмотреть на курицу, свинью или быка, это не однородный кусок, как, скажем, стальной лист. Там есть премиальные части, более дешёвые части, есть субпродукты. И в нашей стране потребление мяса не соответствует натуральным пропорциям частей. Например, на шашлык мы берём в основном шейку, но её в туше всего 4–5 кг. Свинья не состоит только из шейки, в ней есть и корейка, и окорок, и лопатка и т. д. Так вот, мировая торговля мясом построена так, чтобы те части, которые в избытке и которые население не потребляет, продавались за рубеж. Мы же не едим куриные лапки. Они продаются в те страны, которым необходимы. У китайцев лапки — национальное блюдо, поэтому Россия экспортирует этот товар туда. А сами завозим те же окорочка из США, хотя уже совсем немного. Такой товарообмен помогает увеличить доходность производства.
Ещё один важный момент: надо помнить, что животноводство страдало во время тяжёлых реформ 90-х годов не меньше, чем остальное сельское хозяйство. Только в начале 2000-х у государства появилось понимание, что сидеть на импортной игле очень опасно. Если в стране-поставщике разразится эпидемия, вы автоматически оставляете свой народ без мяса. В 2010 году была принята доктрина продовольственной безопасности, которая устанавливает целевые уровни самообеспеченности по разным видам продуктов — по мясу это 85%. Сегодня мы пока не достигли уровня абсолютной обеспеченности по мясу, но близко подобрались к этой цифре. В моём понимании, мы сейчас находимся на уровне 75–77%. А когда-то на импорт приходилось до половины потребляемого нами мяса.
И то ли ещё будет! У России есть прекрасные климатические условия для производства скота и птицы, разговоры о том, что мы северная страна, возникают у людей, которые, видимо, не очень хотят или умеют заниматься этим делом, да и географию России плохо знают.
— Как государство помогает животноводческой отрасли?
— Прежде всего, оно последовательно создавало инвестиционно привлекательные условия в отрасли, чтобы банки готовы были финансировать новые проекты. Основным инструментом поддержки на сегодняшний день является субсидирование части процентной ставки по кредитам. Нужно понимать, что деньги в России дорогие, они нам обходятся гораздо дороже, чем американским или канадским фермерам, кредиты достаточно короткие. Сейчас в мясном скотоводстве или в молочной отрасли можно подать заявку на 15 лет, но обычный срок кредитования — до восьми лет. Это очень короткий период, чтобы вернуть кредит вовремя.
В свиноводстве и птицеводстве инвесторам компенсируют 2/3 ставки рефинансирования ЦБ, то есть эффективная ставка вместо 12–13%, если бы мы взяли обычный кредит, опускается где-то до 6%, максимум 7%, это уже более приемлемо. Что касается молочного и мясного скотоводства, там компенсируется 100% ставки ЦБ, таким образом, эффективная ставка кредитования ещё меньше, порядка 4–5%, потому что отрасль с долгим возвратом инвестиций. Это первое. Также частично субсидируется ставка по коротким кредитам — на закупку сырья, посевные и т. д. Общий объём финансирования госпрограммы сегодня приближается к 200 млрд рублей в год.
Самое важное: банки увидели, что в животноводстве сформированы условия для прибыльного производства. Благодаря таможенно-тарифной политике, точечным сбалансированным мерам защиты внутреннего рынка, поддерживается необходимая рентабельность для расширенного воспроизводства. И в результате за последние 10 лет в российское животноводство вложено более 700 млрд рублей, это большая сумма.
— Из ваших слов вырисовывается вполне оптимистичная картина…
— Это не оптимизм, а стремление к рациональному анализу и описанию ситуации. Печально то, что объединения мелких фермеров или, например, владельцев подсобных хозяйств будут вам плакаться. Дело в том, что в отрасль пришли новые люди — они нередко не имеют аграрного бэкграунда, у них нет даже специального аграрного образования. Это люди из других бизнесов. Они хорошо понимают рынок, знают, какое мясо нужно потребителю и как его произвести. Это люди с прекрасным образованием, говорящие на иностранных языках, финансисты с международным опытом — другая генерация, и они не плачутся. Хотя им тоже бывает сложно — то зерно дорогое, то тарифы и цены на дизель растут. Но они привыкли много работать. К сожалению (никого не хочу обидеть), многие фермеры не совсем компетентны, мало интересуются рынком, они почему-то считают, что то, что они делают, нужно всем и каждому. Но это не всегда так. На деле оказывается, что и свиньи не такие нужны, и коров не так нужно кормить. Поймите, работать нужно не 12 часов в день, а головой. Надо бороться с воровством, защищать здоровье животных, потому что мёртвая свинья ничего не стоит, всё время нужно учиться, ведь мы имеем дело с инновационной, наукоёмкой отраслью. Фермеры жалуются зачастую потому, что мало знают о сельском хозяйстве как о бизнесе. Даже если брать проекты в области мясного скотоводства, то наши компании, которые инвестируют сотни миллионов долларов в каждый проект, на этапе строительства ферм не могли найти специалистов, пришлось завозить фермеров из Америки, потому что наши просто не умеют правильно заниматься скотом. Сейчас русские фермеры учатся у американских тому, как этим заниматься правильно. Не так, как им рассказала бабушка, а так, чтобы это был бизнес. Проще всего плакаться и говорить, что всё плохо. Но если бы всё было так ужасно, российское птицеводство не выросло бы за последние 10 лет практически в четыре раза, свиноводство — в два раза, а мясное скотоводство — в пять!
— А какой рынок продажи мяса наиболее привлекателен для нашей страны в перспективе?
— Рынки Китая, Ближнего Востока и Северной Африки. В той же самой Африке общее число людей, которые относятся к среднему классу, почти сравнимо со всем населением России. Их 100 миллионов! Представляете? Мы этого просто не замечаем, но для тех, кто занимается сельским хозяйством, это сигнал! Недаром китайцы, американцы, европейцы и украинцы пошли на африканский рынок. Этот рынок будет двигать спрос. Нам, конечно, нужно осваивать его, но делается это сначала на уровне государственных отношений. Без активного участия санитарно-ветеринарных органов, МИДа, других ведомств мы не сможем туда попасть.
В ближайшие 30 лет спрос на мясо в мире вырастет на 40%. Население растёт, помимо плошки риса, все хотят ещё и кусочек мяса. Нас сегодня 7 млрд, а будет в 2050 году 9 млрд. Все страны понимают, что нужно нарастить производство каждого вида мяса почти на 40%. У наших руководителей страны тоже есть это понимание. Но не всегда хватает знаний и опыта, мы ещё не умеем быть жёсткими, а надо уметь. Если мы вступили в ВТО, надо жить по их жёстким правилам. И биться и за свой, и за чужой рынок.
— В чём нужно проявлять жёсткость?
— Я имею в виду умение отстаивать свои интересы. России нужно учиться быть активной частью международной торговли, учиться применять все законные методы защиты внутреннего рынка, а их довольно много, и другие страны ими активно пользуются. Тарифы на ввоз мяса в другие страны гораздо выше, чем в России. Мы в этом плане очень либеральная страна, потому что мало какая страна так сильно открывает свой местный рынок. Цена вопроса — 6–7 миллиардов долларов в год.
Потенциал в России большой, и не нужно обращать внимания на стоны отдельных российских производителей. Кто-то проворовался, кто-то просто ничего не знает и не умеет. У государства не должно быть задачи спасти всех фермеров — должна быть задача создания таких условий, чтобы эффективные, работоспособные, честные и действительно знающие люди могли иметь перспективу. Тогда они легко заменят тех, кто не хочет, не может или просто пьянствует.
Источник: "Аргументы и факты"
Наталья Кожина, АиФ.ru: Сергей Евгеньевич, мы закупаем 2 млн тонн мяса, чтобы страна не чувствовала дефицита?
Сергей Юшин: До прошлого года это было так. Конечно, можно было бы и больше завозить, но наше правительство занимает очень правильную позицию и проводит грамотную таможенно-тарифную политику. В 2003 году начали применять так называемые тарифные квоты, то есть это количественные ограничения мяса, которое может быть поставлено в Россию по низкой таможенной ставке. Если рынку не хватает этих поставок, то можно завезти сверх квоты, но уже по высокой ставке, которая не будет наносить вред нашему производителю. Долгие годы дефицит был настолько велик, что большие объёмы мяса завозились и по сверхквотной ставке. Но на сегодняшний день везти в Россию свинину, говядину и птицу уже даже в рамках квоты по низкой ставке не всегда экономически выгодно.
Если взять мясо птицы, то наши птицеводы стали такими конкурентоспособными, что существующий уровень тарифной защиты 25 % делает бессмысленным завоз определённых объёмов импорта, потому что тогда цена упадёт, и все будут в убытке, в том числе и импортёры. То же самое по говядине — структура потребления меняется, и столько говядины, сколько дают наши производители, плюс импорт уже не нужно. Мясо птицы и свинина стали более доступны, доля говядины в потреблении снижается, она уже меньше 20 %. Хотя в начале 90-х была 45 %. Представляете, насколько изменилась структура потребления? Почти половину нашего рациона в структуре потребления составляет птица. А раньше это было всего лишь 20 %. Благодаря тарифным квотам, наш рынок относительно защищён, хотя, конечно, сам по себе совокупный объём квоты — 364 тыс. тонн по мясу птицы — это большой объём. По свинине тарифная квота — 430 тыс. тонн, а сами мы произвели в 2013 году 2800 тыс. тонн. Есть необходимость корректировки механизма квот, но тут уже всё зависит от наших партнёров по ВТО — пойдут ли они на уступки и какую компенсацию потребуют. ВТО, по сути, лишила Россию возможности принятия независимых самостоятельных решений.
— А почему мы не можем сами насытить свой рынок до такой степени, чтобы не закупать мясо за границей?
— Это не совсем правильная постановка вопроса. Всё-таки если посмотреть на курицу, свинью или быка, это не однородный кусок, как, скажем, стальной лист. Там есть премиальные части, более дешёвые части, есть субпродукты. И в нашей стране потребление мяса не соответствует натуральным пропорциям частей. Например, на шашлык мы берём в основном шейку, но её в туше всего 4–5 кг. Свинья не состоит только из шейки, в ней есть и корейка, и окорок, и лопатка и т. д. Так вот, мировая торговля мясом построена так, чтобы те части, которые в избытке и которые население не потребляет, продавались за рубеж. Мы же не едим куриные лапки. Они продаются в те страны, которым необходимы. У китайцев лапки — национальное блюдо, поэтому Россия экспортирует этот товар туда. А сами завозим те же окорочка из США, хотя уже совсем немного. Такой товарообмен помогает увеличить доходность производства.
Ещё один важный момент: надо помнить, что животноводство страдало во время тяжёлых реформ 90-х годов не меньше, чем остальное сельское хозяйство. Только в начале 2000-х у государства появилось понимание, что сидеть на импортной игле очень опасно. Если в стране-поставщике разразится эпидемия, вы автоматически оставляете свой народ без мяса. В 2010 году была принята доктрина продовольственной безопасности, которая устанавливает целевые уровни самообеспеченности по разным видам продуктов — по мясу это 85%. Сегодня мы пока не достигли уровня абсолютной обеспеченности по мясу, но близко подобрались к этой цифре. В моём понимании, мы сейчас находимся на уровне 75–77%. А когда-то на импорт приходилось до половины потребляемого нами мяса.
И то ли ещё будет! У России есть прекрасные климатические условия для производства скота и птицы, разговоры о том, что мы северная страна, возникают у людей, которые, видимо, не очень хотят или умеют заниматься этим делом, да и географию России плохо знают.
— Как государство помогает животноводческой отрасли?
— Прежде всего, оно последовательно создавало инвестиционно привлекательные условия в отрасли, чтобы банки готовы были финансировать новые проекты. Основным инструментом поддержки на сегодняшний день является субсидирование части процентной ставки по кредитам. Нужно понимать, что деньги в России дорогие, они нам обходятся гораздо дороже, чем американским или канадским фермерам, кредиты достаточно короткие. Сейчас в мясном скотоводстве или в молочной отрасли можно подать заявку на 15 лет, но обычный срок кредитования — до восьми лет. Это очень короткий период, чтобы вернуть кредит вовремя.
В свиноводстве и птицеводстве инвесторам компенсируют 2/3 ставки рефинансирования ЦБ, то есть эффективная ставка вместо 12–13%, если бы мы взяли обычный кредит, опускается где-то до 6%, максимум 7%, это уже более приемлемо. Что касается молочного и мясного скотоводства, там компенсируется 100% ставки ЦБ, таким образом, эффективная ставка кредитования ещё меньше, порядка 4–5%, потому что отрасль с долгим возвратом инвестиций. Это первое. Также частично субсидируется ставка по коротким кредитам — на закупку сырья, посевные и т. д. Общий объём финансирования госпрограммы сегодня приближается к 200 млрд рублей в год.
Самое важное: банки увидели, что в животноводстве сформированы условия для прибыльного производства. Благодаря таможенно-тарифной политике, точечным сбалансированным мерам защиты внутреннего рынка, поддерживается необходимая рентабельность для расширенного воспроизводства. И в результате за последние 10 лет в российское животноводство вложено более 700 млрд рублей, это большая сумма.
— Из ваших слов вырисовывается вполне оптимистичная картина…
— Это не оптимизм, а стремление к рациональному анализу и описанию ситуации. Печально то, что объединения мелких фермеров или, например, владельцев подсобных хозяйств будут вам плакаться. Дело в том, что в отрасль пришли новые люди — они нередко не имеют аграрного бэкграунда, у них нет даже специального аграрного образования. Это люди из других бизнесов. Они хорошо понимают рынок, знают, какое мясо нужно потребителю и как его произвести. Это люди с прекрасным образованием, говорящие на иностранных языках, финансисты с международным опытом — другая генерация, и они не плачутся. Хотя им тоже бывает сложно — то зерно дорогое, то тарифы и цены на дизель растут. Но они привыкли много работать. К сожалению (никого не хочу обидеть), многие фермеры не совсем компетентны, мало интересуются рынком, они почему-то считают, что то, что они делают, нужно всем и каждому. Но это не всегда так. На деле оказывается, что и свиньи не такие нужны, и коров не так нужно кормить. Поймите, работать нужно не 12 часов в день, а головой. Надо бороться с воровством, защищать здоровье животных, потому что мёртвая свинья ничего не стоит, всё время нужно учиться, ведь мы имеем дело с инновационной, наукоёмкой отраслью. Фермеры жалуются зачастую потому, что мало знают о сельском хозяйстве как о бизнесе. Даже если брать проекты в области мясного скотоводства, то наши компании, которые инвестируют сотни миллионов долларов в каждый проект, на этапе строительства ферм не могли найти специалистов, пришлось завозить фермеров из Америки, потому что наши просто не умеют правильно заниматься скотом. Сейчас русские фермеры учатся у американских тому, как этим заниматься правильно. Не так, как им рассказала бабушка, а так, чтобы это был бизнес. Проще всего плакаться и говорить, что всё плохо. Но если бы всё было так ужасно, российское птицеводство не выросло бы за последние 10 лет практически в четыре раза, свиноводство — в два раза, а мясное скотоводство — в пять!
— А какой рынок продажи мяса наиболее привлекателен для нашей страны в перспективе?
— Рынки Китая, Ближнего Востока и Северной Африки. В той же самой Африке общее число людей, которые относятся к среднему классу, почти сравнимо со всем населением России. Их 100 миллионов! Представляете? Мы этого просто не замечаем, но для тех, кто занимается сельским хозяйством, это сигнал! Недаром китайцы, американцы, европейцы и украинцы пошли на африканский рынок. Этот рынок будет двигать спрос. Нам, конечно, нужно осваивать его, но делается это сначала на уровне государственных отношений. Без активного участия санитарно-ветеринарных органов, МИДа, других ведомств мы не сможем туда попасть.
В ближайшие 30 лет спрос на мясо в мире вырастет на 40%. Население растёт, помимо плошки риса, все хотят ещё и кусочек мяса. Нас сегодня 7 млрд, а будет в 2050 году 9 млрд. Все страны понимают, что нужно нарастить производство каждого вида мяса почти на 40%. У наших руководителей страны тоже есть это понимание. Но не всегда хватает знаний и опыта, мы ещё не умеем быть жёсткими, а надо уметь. Если мы вступили в ВТО, надо жить по их жёстким правилам. И биться и за свой, и за чужой рынок.
— В чём нужно проявлять жёсткость?
— Я имею в виду умение отстаивать свои интересы. России нужно учиться быть активной частью международной торговли, учиться применять все законные методы защиты внутреннего рынка, а их довольно много, и другие страны ими активно пользуются. Тарифы на ввоз мяса в другие страны гораздо выше, чем в России. Мы в этом плане очень либеральная страна, потому что мало какая страна так сильно открывает свой местный рынок. Цена вопроса — 6–7 миллиардов долларов в год.
Потенциал в России большой, и не нужно обращать внимания на стоны отдельных российских производителей. Кто-то проворовался, кто-то просто ничего не знает и не умеет. У государства не должно быть задачи спасти всех фермеров — должна быть задача создания таких условий, чтобы эффективные, работоспособные, честные и действительно знающие люди могли иметь перспективу. Тогда они легко заменят тех, кто не хочет, не может или просто пьянствует.
Источник: "Аргументы и факты"
Источник: http://www.sovecon.ru
